сказал столяр, показывая на ящик с подмастерьем.

– Давай, – согласился Ангель. – Грузи.

Столяр поднял ящик и поставил его в кузов. Они тронулись в путь и немного спустя уже ехали вдоль красной речушки. Ангель остановил машину, вышел и выгрузил ящик, который был не очень большим и не очень тяжелым. Он без труда поднял его, донес до берега и бросил в речку. Деревянный гроб сразу же ушел под воду. Увлекаемое медленным течением, мертвое детское тело заскользило по водной глади, как по залитой воском скатерти.

Каждый раз, как дорога принималась ухабиться, в кузове сшибались деревянные планки.

XV

31 августа

Комната Жакмора находилась в самом конце отделанного кафелем коридора. Окно выходило на море. Жесткие пряди драконии вились за стеклом в нижней части оконной рамы. Зеленые стебли живописно накладывались на фоне водной глади. В не очень высокой квадратной комнате, полностью обитой лакированной сосной, пахло смолой. Длинные еловые и опять-таки про-лакированные перекрытия вырисовывали на потолке скелет слегка скошенной крыши, подпираемой по углам грубо вытесанными кривыми подпорками. Меблировка состояла из низкой кровати лимонного дерева, внушительного письменного стола с красным сафьяном поверху, ему под стать кресла и сборного шкафа, в зеркале которого отражалось окно. Как и во всем доме, пол был выложен кафелем; здесь он был набран из светло-желтых пористых ромбиков, наполовину спрятанных под толстым шерстяным ковром черного цвета. Голые стены – ни фотографий, ни картин. Низкая дверь в ванную.

Жакмор закончил свой туалет и стал одеваться. Он отказался от профессионального психоаналитического костюма, отдав предпочтение облегающим штанам из мягкой коричневой кожи, пурпурной шелковой рубашке и широкому вельветовому пиджаку как раз под цвет штанов. Он застегнул ремешки пурпурных сандалий и вышел из комнаты. Предстоял поход в деревню и разговор с кюре о воскресном крещении, так что психиатр оделся как подобало: по-простому.

В коридоре он заметил Клементину, направлявшуюся к себе. Первый день, как она встала на ноги и даже совершила прогулку по саду. Закрывая дверь, она махнула ему рукой.

Он спустился вниз. Ангель еще спал. Не дожидаясь завтрака, Жакмор вышел в сад. Листья диких ариол поскрипывали от прохладного утреннего ветерка.

Земля была суха, как асбест. Как и вчера, колодезная вода бурлила, а до костей прозрачное небо не сулило дождя. Жакмор вышел на дорогу, ведущую в деревню. Дорогу, которую привычка укорачивала с каждым днем.

Чтобы выйти к церкви, колокольня которой едва возвышалась над соседними домами и фермами, пришлось долго идти вдоль красной речки. Он смотрел на тяжелую воду и старался не думать о том, что могло скрываться под ее натянутой гладью. При одной мысли об этом его передергивало.

Дорога повернула, речушка тоже. Серые постройки, тянувшиеся слева от дороги, скрыли от Жакмора запредельную излучину.

Еще пятьдесят метров – и вдали показалась церковь, а на красной речке – неподвижная лодка с опущенными веслами. За носовой частью, развернутой к нему в три четверти, шевелилась чья-то неясная тень с размытыми контурами. Заинтересовавшись, Жакмор подошел поближе.

Оказавшись на одном уровне с лодкой, он увидел какого-то человека, который цеплялся за борт, стараясь залезть в лодку. Багряная вода стекала по его одежде, оставляя ее совершенно сухой, а на ней – сверкающие жемчужные капли. Над бортом показалась голова. Лодку раскачивало, бросало из стороны в сторону. Наконец появилось лицо, закинутая рука, нога, человек сделал последнее усилие – тело перевалилось через борт и плюхнулось на дно лодки. Это был довольно пожилой мужчина с распаханно-морщинистым лицом и голубыми, заоблачными глазами. Он был гладко выбрит, длинные седые волосы придавали ему благородный и вместе с тем простодушный вид, хотя очертания рта выдавали явную горечь. Жакмору так и не удалось определить, что мужчина сжимал в зубах.

– Что с вами? – крикнул психиатр.

Мужчина приподнялся и с трудом сел. Он разжал зубы, выловленный предмет выпал изо рта.

– Что вы говорите? – спросил он.

Мужчина потянулся к веслам. Лодка направилась к берегу и вскоре причалила. Тут Жакмор отметил, что дно резко уходило вниз, эдакий вертикальный береговой срез.

– Вам помочь? – предложил Жакмор.

Сидящий в лодке мужчина был одет в какие-то бесформенные лохмотья из мешковины. Услышав вопрос, он посмотрел на Жакмора и спросил:

– Вы приезжий?

– Да, – ответил Жакмор.

– Иначе вы бы со мной так не разговаривали, – сказал мужчина, обращаясь скорее к себе самому.

– Вы могли утонуть, – сказал Жакмор.

– Только не в этой воде, – возразил мужчина. – Она постоянно меняется; иногда даже дерево не держит, а бывает, камни остаются на поверхности. Тела же плывут и никогда не тонут.

– А что с вами стряслось? – спросил Жакмор. – Из лодки вывалились?

– Да нет, это моя работа, – ответил мужчина. – В воду бросают разную мертвечину для того, чтобы я ловил ее ртом. За это мне платят.

– Но ведь можно ловить и сетью, – подсказал Жакмор.

Его словно что-то встревожило; странное ощущение, как будто он разговаривал с инопланетянином. Состояние небезызвестное. Вот именно. Вот именно.

– Я должен ловить ртом, – сказал мужчина. – Мертвое или гнилое. Поэтому-то и бросают. Часто оставляют гнить, чтобы потом выбросить. А я должен хватать зубами. Чтобы давилось и растекалось во рту. Чтобы размазывалось по лицу.

– И много вам за это платят? – спросил Жакмор.

– Мне дают лодку, – ответил мужчина, – а платят стыдом и золотом.

При слове «стыд» Жакмор отпрянул и рассердился на себя за это невольное движение.

Мужчина заметил это и улыбнулся.

– У меня есть дом. Мне дают еду. Мне дают золото. Много золота. Но я не имею права его тратить. Никто мне ничего не продает. У меня есть дом и много золота, а я должен переваривать стыд всей деревни. Они мне платят за то, чтобы я мучился угрызениями совести вместо них. За все то зло и бесчинство, что они творят. За все их пороки. За преступления. За ярмарку стариков. За пытки животных. За подмастерьев. И за помои.

Он на секунду замолк.

– Вряд ли все это может вас заинтересовать, – добавил он. – Вы же не собираетесь здесь остаться?

Возникла долгая пауза.

– Собираюсь, – промолвил Жакмор. – Я здесь останусь.

– Тогда вы станете таким же, как и остальные. Точно так же будете жить с чистой совестью и сваливать на меня груз своего стыда. И будете давать мне золото. Но на него ничего мне не продадите.

– Как вас зовут? – спросил Жакмор.

– Слява, – ответил мужчина. – Они зовут меня Слява. По названию лодки. Своего имени у меня больше нет.

– Ну, мы еще увидимся… – сказал Жакмор.

– Вы станете таким же, как они, – продолжал мужчина. – Вы больше не будете со